См.также интервью: 2023 года | 2018 года | 2002 года
Вопреки известному анекдоту советские микросхемы были отнюдь не «самыми большими в мире» и к тому же отличались надежностью. Иначе трудно объяснить тот факт, что многие из них до сих пор вполне успешно продаются на мировом рынке. Об этом и о многом другом нам рассказал Виталий Александрович Солодуха, возглавляющий сегодня минское ОАО «Интеграл» — одно из крупнейших научно-производственных объединений, созданных в советское время для разработки и производства высокотехнологичных ИМС и полупроводниковых приборов. Как удалось его сохранить, да еще и в полном составе, как строится его работа сегодня, как проходит модернизация и каковы перспективы — основные темы интервью.
— Виталий Александрович, расскажите, пожалуйста, вкратце об истории объединения и о том, какие предприятия в него входят.
— В следующем году нашему головному предприятию — минскому «Заводу полупроводниковых приборов» — исполняется 50 лет. Он был введен в строй и выпустил первую опытную партию диодов в 1963 г. Тогда же в Минске началось строительство завода «Транзистор». В 1971 г. было образовано НПО «Интеграл», в которое вошли также предприятия «Цветотрон» (г. Брест) и «Камертон» (г. Пинск). При НПО было создано Специальное конструкторско-технологическое бюро (СКТБ) с собственным опытным производством. Почти 95% продукции объединения в те годы выпускалось для нужд ВПК и космической отрасли. В 2007 г. к НПО был присоединен завод «Электромодуль» в Молодечно. В советское время он в состав «Интеграла» не входил, но и без того объединение было очень крупным: к началу 1990-х гг. в нем работали 39 тысяч человек.
— А откуда брали специалистов, их готовили на месте или набирали по всему Союзу?
— В основном, конечно,на месте.Кадры для «Интеграла» готовили в Минске, в БГУ например, там была сильная кафедра физики полупроводников. Сначала был один физический факультет с двумя отделениями — общей физики и радиофизики, а в 1976 году радиофизику выделили в отдельный факультет, он и стал главной кузницей кадров для «Интеграла». Кстати, я сам окончил именно факультет радиофизики. Кроме того, был Радиотехнический институт, ныне Государственный университет радиоэлектроники и информатики, был ряд факультетов в Политехническом институте. В Политехническом готовили и специалистов для экспериментальных машиностроительных предприятий, выпускавших уникальное, не идущее в серийное производство, оборудование для Министерства электронной промышленности СССР, в том числе и для «Интеграла».
— Что же происходило с объединением в постсоветский период, как ему удалось удержаться на плаву при переходе к рыночной экономике, оказавшемся фатальным для многих наукоемких производств? И что представляет собой «Интеграл» сегодня?
— Конечно, мы пережили очень трудное время. Было обвальное падение, резкое сокращение численности сотрудников. Госзаказ исчез, с тех пор все поставки идут в рамках двусторонних договоров с потребителями. А сохранить объединение удалось во многом благодаря позиции нашего государства, которое, со всей жесткостью поставив перед крупнейшими промышленными предприятиями Белоруссии, которые строились с расчетом на потребности всего СССР, задачу добиться экономической рентабельности в новых условиях, в то же время не допустило их растаскивания по частям и перепрофилирования, вникало в их проблемы и оказывало им серьезную помощь. Хотя здесь тоже было несколько этапов, политика в отношении предприятий менялась. Были периоды и полного отсутствия господдержки, и различных преференций, и прямых дотаций… Последние четыре года мы живем без субсидий.
В 2010 году объединение было преобразовано в ОАО «Интеграл», 100% акций которого принадлежат государству. Первоначально планировалось, что это будут только «Завод полупроводниковых приборов», «Транзистор», «Белмикросистемы» и пинский «Камертон», которые образуют единый научно-производственный комплекс, причем акционирование позволило нам объединить их службы снабжения, маркетинг, бухгалтерию, отделы кадров, юридические отделы и т. д., что дает заметную экономию и повышает эффективность управления. Остальные предприятия, то есть «Электронику», «Электромодуль» и «Цветотрон», предполагалось сделать самостоятельными ОАО. Однако в сентябре 2011 года распоряжением главы государства нам были переданы 75% их акций минус одна, и по отношению к ним мы теперь выступаем как управляющая компания. Сегодня общая численность сотрудников составляет 7000 человек, из них 6000 — непосредственно в «Интеграле», а 1000 — в этих трех компаниях.
— Итак, в отличие от большинства российских производителей электронных компонентов, «Интеграл» остался собственностью государства. При этом речь идет о сложном наукоемком производстве, работающем в условиях острой рыночной конкуренции. Считаете ли вы, что пример «Интеграла» опровергает известное утверждение «Государство — неэффективный собственник»? Какие преимущества дает статус государственного предприятия и не ощущаете ли вы себя недостаточно свободным в принятии решений?
— Ну, с точки зрения организационно-правовой формы мы теперь именно ОАО, а не государственная компания в точном смысле слова. Это не просто формальность, правовой статус определяет и методы управления. В России тоже идет акционирование ФГУПов, это общая тенденция. Да, от нас требуют, чтобы мы соответствовали определенным показателям, и у нас более жесткие, чем в России, условия получения средств по государственным целевым программам, в этом случае всегда нужно потом показать конкретный результат, адекватный потраченным бюджетным средствам. Но что касается текущей хозяйственной деятельности, если предприятие успешно работает, выплачивает зарплату, если оно рентабельно, то наше Министерство промышленности ему не диктует, что надо делать. Оно ведь и не в состоянии в режиме «ручного управления» вести все предприятия. Сейчас, правда, обсуждается идея дальнейшего укрупнения, создания примерно двух десятков холдинговых компаний, охватывающих практически все производственные мощности республики, с тем, чтобы правительство могло более эффективно проводить единую промышленную политику. Но и тогда текущая деятельность будет определяться не министерством, а на уровне холдинга, его управляющей компанией. И этот проект пока в стадии разработки. В общем, я бы сказал, что давления со стороны государства я не ощущаю, но ощущаю ответственность перед ним. При принятии управленческих решений это, скорее, положительный фактор.
— Для российского читателя этот момент обязательно нужно было прояснить, но я своим вопросом прервал ваш рассказ о сегодняшнем состоянии дел в объединении…
— Почти 75% нашей продукции — электронные компоненты. Помимо ИМС, это различные дискретные полупроводниковые приборы: диоды, транзисторы, диодные матрицы, сборки… Мы выпускаем как изделия общего назначения, так и высоконадежные — категории качества «ВП», а также особо стабильные малых серий (категории качества «ОСМ») для космического применения. Электронные компоненты специального назначения — по-прежнему основное наше направление. Раньше не менее важна была продукция для космоса, именно за эти разработки наше объединение в свое время получило ордена Ленина и Октябрьской революции. Объемы производства особо стабильных изделий, конечно, сократились, сейчас это примерно одна пятая того, что мы делали для космической отрасли в советское время, но все технологии сохранены, а альтернативы этим изделиям нет до сих пор, хотя разрабатывались они в 1970-е годы.
Вообще в микроэлектронике есть вещи, которые улучшить уже нельзя, и сегодня успешно продаются и используются микросхемы, созданные десятилетия назад. Вот, допустим, серия 1533, которую сейчас начал воспроизводить один из наших российских конкурентов. Это стандартные ТТЛШ, транзисторнотранзисторная логика с диодами Шоттки, эту серию «Интеграл» начал разрабатывать в 1970-е, закончил где-то в середине 1980-х, с тех пор производим без всяких изменений. Как ее можно усовершенствовать? Никак. А спрос на нее есть, как видите, если 30 лет спустя ее начинают воспроизводить на других предприятиях. Другое дело, что я не понимаю, на что они рассчитывают. Эта серия большая, ее всю сложно воспроизвести, они выпускают только наиболее ходовое, самое покупаемое. Я не вижу в этом смысла. Выборочно копировать старое… Да, оно востребовано, оно надежно работает, но если мы эту серию сами разработали и производим 30 лет, о мы здесь всегда будем иметь преимущество, всегда сможем успешно конкурировать, в том числе и по ценам, и по надежности.
Разумеется, это не надо понимать так, что мы держимся только на интеллектуальном капитале и технологиях, полученных в наследство от СССР. Наоборот, сегодня продукция «Интеграла» в большинстве своем инновационная. Например, в 2011 году удельный вес новых, производимых не более трех лет компонентов в общем объеме продаж достигал 40%. Мы постоянно расширяем номенклатуру, создаем принципиально новые для нас продукты и осваиваем новые технологии (опции) производства, в том числе субмикронные. Здесь, в общем-то, все упирается только в высокую стоимость соответствующего оборудования, закупать которое мы можем лишь при финансовой помощи государства. Первая субмикронная линия на пластинах диаметром 200 мм у нас начала работать в позапрошлом году, она используется и для внедрения наших новых проектов с топологическими нормами 0,35 мкм, и для повышения надежности ранее освоенных ИМС, и для расширения спектра услуг фаундри, для работы с фаблесс-компаниями, это направление мы тоже активно развиваем.
Кроме того, осваиваем производство собственной электронной техники разного назначения: бытового, сельскохозяйственного, медицинского, мониторов ПК. Для производства всех видов электронных пластиковых карт и бесконтактных носителей информации создана отдельная компания «Интеграл-Карт». Но основой всего нашего бизнеса, конечно, остается производство электронной компонентной базы: ИМС (их у нас сейчас более 2200 типов) и дискретных компонентов (более 800 типов). Годовой объем выпуска продукции — около $100 млн. При наших технологических возможностях это мало. Нужно наращивать; заказы, к счастью, есть.
— «Интеграл» — экспортно-ориентированная компания?
— Конечно. На внутренний рынок уходит только 20% продукции, и при этом мы полностью обеспечиваем потребности белорусских предприятий, здесь у нас просто нет конкурентов. Все остальное — экспорт. В структуре экспорта 67% приходится на Россию, почти 25% — на Юго-Восточную Азию. Вообще же мы продаем свою продукцию во многие страны мира, включая Западную и Восточную Европу, Японию, ЮАР.
—Россия для вас рынок традиционный, дальнее зарубежье — относительно новый. Планируется ли постепенно увеличивать его долю в сбыте вашей продукции или российский рынок и в будущем останется приоритетным?
— Ну, не такой уж он для нас новый, мы больше двадцати лет работаем с дальним зарубежьем, хорошо понимаем ситуацию в той же ЮВА, например, поэтому иллюзий, свойственных новичкам, впервые сумевшим что-то продать за пределы постсоветского пространства, у нас нет. Есть определенные ниши, определенные сегменты мирового рынка, в которых мы имеем преимущества, как и другие предприятия, история которых связана с советским ВПК. Так что получается, что в Китае и Южной Корее мы конкурируем с теми же самыми российскими производителями компонентов, что и в самой России. Развивать это направление экспорта мы будем, разумеется, и наращивать наше присутствие нужно везде, где есть эти ниши, есть спрос на соответствующую продукцию, но в обозримой перспективе российский рынок остается для нас главным.
В Россию мы поставляем самый большой ассортимент: это и изделия гражданского назначения, и, прежде всего, как отмечалось выше, высоконадежные компоненты для нужд предприятий ОПК. И здесь, к сожалению, мы теперь встречаемся с целым рядом ограничений, которые не только нам создают проблемы, но и не идут на пользу предприятиям ОПК России, ее обороноспособности в конце концов. Ведь это же ненормально, когда конструкторы хотят в своих новых разработках использовать наши компоненты, но оказывается, что им значительно проще получить разрешения на использование микросхем из дальнего зарубежья, чем наших. Мы не можем напрямую участвовать в российских федеральных целевых программах: точнее, могли бы участвовать только в том случае, если бы в России вообще не было производителей подобной продукции. Они есть, но их, собственно говоря, всего два, но, по нашим оценкам реальных объемов и ассортимента поставок, мы сейчас даем российским предприятиям ОПК не менее 15–20% объемов. И это ведь не случайно. Благодаря поддержке белорусского государства, из всех подобных объединений на территории бывшего СССР один лишь «Интеграл» сохранился полностью. По сравнению с советским временем мы снизили объемы производства, но из технологий не утратили ничего, только добавили к ним новые опции. А российские НПО были вынуждены сокращать не только объемы, но и мощности, избавляться от менее рентабельных производств, от «лишних» активов, да и сокращения штатов сотрудников у них были более радикальные, чем у нас. Теперь это все сказывается на их технологических возможностях.
Так что с технологической и ценовой конкурентоспособностью у нас проблем нет, а есть проблемы законодательные, проблемы нормативных ограничений, у российских оборонных предприятий есть трудности с оформлением разрешительной документации. Главное, что нас беспокоит, — это, как я уже сказал, вопрос правового регулирования закладки нашей продукции в новые разработки, те нерациональные, избыточные даже с точки зрения защиты интересов российских производителей компонентов сложности, которые для нас созданы на уровне российского законодательства и других нормативных документов. Пользу из этого извлекают не столько наши российские конкуренты, сколько фирмы из третьих стран, с которыми мы не просто уравнены, а им почему-то даже легче получить доступ к этим сегментам. Конечно, поставки для производства уже состоящих на вооружении моделей спецтехники будут идти еще долго, но нам же нужно в будущее смотреть
— А как же интеграционные процессы, Союзное государство, Таможенный союз, ЕврАзЭС? Разве они не для того и существуют, чтобы решать подобные вопросы? Ведь поставлена задача к 2015 году создать Евразийский союз, внутри которого таких ограничений не должно быть в принципе, как не существует их внутри ЕС и НАТО. Вы не пытались выходить с этой темой на межгосударственные органы, ответственные за интеграцию?
— Мы, насколько можем, пытаемся влиять на ситуацию. Вели и ведем переговоры и с Интеграционным комитетом, и с Евразийской экономической комиссией, и с генеральным секретарем ЕврАзЭС Г. А. Рапотой я недавно обсуждал эту тему, и с руководителями крупнейших российских электронных корпораций. И все всё понимают, и все только за, а конкретных результатов пока нет. Хочется быть оптимистом, но ведь эти разговоры об интеграции имеют давнюю историю, а воз и ныне там, как говорится. Но мы очень надеемся, что прорыв в решении этого наболевшего вопроса все же произойдет.
— Про экспорт в Юго-Восточную Азию все-таки хотелось бы узнать поподробнее…
— Ну, тут как раз чистая экономика, и все успехи, и все сложности связаны с ценой продукции с локальными кономическими кризисами, которые там регулярно происходят. На этот рынок мы пошли в начале 1990-х, в каком-то смысле от безысходности, поскольку госзаказ исчез, а выживать и зарабатывать нужно было. Прежде всего, это Китай и Южная Корея, в меньшей степени Индия, Тайвань, Гонконг. В Китай мы сначала пришли с кристаллами часовых микросхем и электронных калькуляторов. Это был огромный рынок, но потом китайские производители организовали собственное производство и сбили цены. Сейчас мы поставляем туда, в основном, микросхемы управления питанием. И в дальнейшем конкурировать с китайскими производителями компонентов нужно там, где требуется лучшее знание физики, где можно конкурировать по качеству, а не по ценам. Они ведь не только нас, но и самих себя загоняют в угол этим снижением цен. В самом Китае производство многих приборов уже убыточно, хотя потребность в них есть. Поэтому периодически происходят обвалы производства, за ними рост цен, новый подъем, новое снижение цен и снова обвал. И у потребителей компонентов то же самое. Сегодня у нас там продается продукции в среднем на $20–25 млн в год, задача расширения поставок стоит, но эту работу достаточно сложно планировать именно из-за скачков спроса, периодических кризисов и у конкурентов, и у потребителей. Нет спроса, потом резкий спрос, потом снова спрос исчезает.
В Южной Корее подход более взвешенный, они внимательнее относятся к качеству, дают квалифицированные замечания и предложения по доработке изделий. Есть компания «Интеграл-Корея», объем продаж которой — около одного миллиона долларов в год. Спрос тоже плавает в зависимости от рыночной ситуации, но более предсказуем. Пока, во всяком случае, потому что уже и на самой территории Кореи китайские производители электроники постепенно вытесняют корейских, и начинаются те же самые резкие скачки цен и спроса, о которых я уже говорил.
— Какова же дальнейшая стратегия, как будет развиваться «Интеграл»?
— Есть стратегическая программа освоения новых материалов, технологий и средств проектирования на долгосрочную перспективу — до 2025 года. Определены будущие направления развития микроэлектроники, перспективные и доступные для «Интеграла». Это силовая электроника, ИМС и ППП, устойчивые к воздействию внешних дестабилизирующих факторов, ферромагнитная память, фотоника, MEMS-технологии, магниторезистивные и терморезистивные сенсоры, технологии радиочастотной идентификации (RFID). Есть программа дальнейшего развития субмикронного производства «Субмикрон-К+»: предполагается, что мы должны выйти на производство изделий с минимальными проектными нормами до 0,18 мкм на пластинах диаметром 200 мм и до 0,065 мкм на диаметре 300 мм. Многое упирается в нахождение источников финансирования для технического перевооружения. Объемы необходимых для этого инвестиций очень велики, потому что современное оборудование дорогое, порядка сотен миллионов, иногда до миллиарда долларов. Тот же Китай вкладывает огромные деньги в техническое перевооружение, у них уже сейчас обеспечиваются проектные нормы до 0,15–0,13 мкм на пластинах диаметром 300 мм. Конечно, покупая новые линии, нужно очень хорошо понимать, что и для кого на этом оборудовании производить, как окупить затраты. Это понимание у нас есть.
С другой стороны, существуют целые классы изделий, где такие жесткие нормы не нужны: изделия спецназначения, силовая электроника, автоэлектроника и т. д., и эти ниши нам нужно осваивать глубоко и серьезно. Конечно, и здесь требования по параметрам возросли, и обновление оборудования тоже необходимо. Но это все же менее затратная модернизация.
Если взять весь мировой рынок электронных компонентов, а это больше $300 млрд. в год, то там есть сегменты объемом по несколько миллионов долларов, где знание физики процессов важнее, чем обеспечиваемая современным оборудованием точность проектных норм. Там же, где важнее нормы, вся технология обычно уже заложена в самом оборудовании, и лицензии продаются вместе с ним. Кстати, белорусским, как и российским, предприятиям еще и не все будут продавать, есть целый ряд запретов. Ведь именно по этой причине России не позволили купить Infineon, хотя вопрос пытались решить на самом высоком уровне. Некоторые технологии западные страны готовы продавать китайцам, но не хотят подпускать к ним ни российские предприятия, ни нас.
— Как бы то ни было, субмикронное производство у «Интеграла» уже появилось.
— Да, закуплена, установлена и успешно работает пилотная линия для проектной нормы 0,35 мкм. Она включает 40 единиц оборудования, ее производительность — 1000 пластин диаметром 200 мм в месяц.
— Это новое оборудование?
— Нет, восстановленное. Поэтому оно и обошлось в 30 млн евро, новое стоило бы значительно дороже. Оборудование покупалось без технологии, и, по большому счету, технологию мы разработали под него сами. Уже получены хорошие результаты по проектным нормам 0,35 мкм на пластинах диаметром 200 мм. Кроме того, на эту линию мы перевели часть микросхем ранее освоенной номенклатуры на пластинах диаметром 150 мм с проектными нормами 0,8–0,5 мкм, чтобы повысить их надежность . Там были некоторые проблемы по надежности, новая система формирования межуровневой металлизации позволила их полностью
Были определенные трудности, разумеется, и технического, и организационного плана, но пилотная линия для того и создается, чтобы «набить шишки» и в дальнейшем модернизировать и расширять производство уже со знанием дела. Это для нас обучающая линия, помимо всего прочего.
— К теме обучения: а как обстоит дело с подготовкой квалифицированных специалистов, которые нужны для работы по этим технологиям? В России уже все жалуются на острый дефицит профессионалов…
— У нас проблема в другом: не где найти специалистов, а как их удержать. Текучесть кадров достаточно высокая, потому что в Минске можно найти работу с более высокой зарплатой, чем в состоянии платить мы. Молодежь теперь за идею работать не хочет, так что эта проблема существует. В Белоруссии по окончании вуза предусмотрена обязательная отработка по распределению — два года, после ПТУ — год, но потом люди часто находят более привлекательные в финансовом отношении места и уходят. Не все, конечно, многие остаются, у нас много молодежи.
— Но с квалификацией молодых специалистов проблем нет?
— Нет, с этим все в порядке. Связи с вузами сохранились с советских времен, студенты профильных кафедр, с которыми у нас заключены долгосрочные договоры о целевой подготовке специалистов, со второго-третьего курса проходят практику на «Интеграле», и в целом я бы сказал, что уровень у них неплохой. Выпускники, которые приходят к нам работать со студенческой скамьи, как правило, довольно быстро входят в курс дела.
По рабочим специальностям кадры для нас готовят колледжи: радиотехнический, политехнический, профессионально-технический колледж электроники. Последний раньше был нашим профильным ПТУ, сейчас он в ведении Министерства образования, но все связи остались, учащиеся с первого же курса проходят у нас практику на рабочих местах, мы им платим при этом. Нормальный уровень подготовки, четвертый-пятый разряд они получают при окончании. Очень важно, что в Белоруссии сохранена система качественного профтехобразования, нам российские коллеги часто признаются, что они с завистью на нас смотрят в этом отношении.
— Поддерживаете ли вы рабочие контакты с академическими институтами, белорусскими и российскими, и дают ли эти контакты практическую отдачу?
— Конечно. Есть несколько государственных научно-технических программ, таких как «Микроэлектроника-ЭКБ», в рамках которых мы с Национальной Академией наук Белоруссии и ее исследовательскими институтами активно сотрудничаем. И не только в рамках программ, работаем и по прямым договорам. Кроме того, есть программа Союзного государства «Основа», в которой участвуют РАН и НАНБ, а из производителей компонентов — «Интеграл» с белорусской стороны и «НИИМЭ и Микрон» с российской, в 2013 году она должна быть завершена. По этой программе мы разрабатываем целый ряд новых ИМС и ППП, более 70, в том числе субмикронных, для российских предприятий, входящих в «Роскосмос», «Росатом», «Алмаз-Антей» и др. Экспериментальные образцы уже получены, они проходят опробование у потенциальных потребителей в РФ.
Нас в этих программах, конечно, больше всего привлекает возможность модернизировать оборудование. Был период, когда все финансирование по программам шло только на изготовление образцов, на поддержку ученых. В последнее время мы добились того, что часть средств по этим программам можно направлять на техническое перевооружение. Это понятно: для такой-то темы нужен такой-то класс оборудования, иначе ее не выполнить. Благодаря этому решилась, например, проблема поиска денег на контрольно-измерительное оборудование, из собственных средств нам его сложно было бы закупить. Конечно, финансирование в этом случае частичное. В РФ, насколько я знаю, при закупках оборудования по государственным программам 80% — это бюджетные деньги и только 20% — собственные средства предприятия. У нас до недавнего времени было 50% на 50%, сейчас пытаемся добиться, чтобы было хотя бы 60% на 40%. Россиянам проще в этом плане. И достаточно большой объем НИОКР, которые там ведутся, — это, конечно же, результат такой поддержки. С другой стороны, в Белоруссии более жесткий спрос за бюджетные деньги: выполнив какую-то тему, скажем, разработку новой микросхемы, нужно в течение трех лет произвести определенный объем этой новой продукции, позволяющий окупить затраты бюджета.
Что касается практической отдачи от совместных проектов с НАНБ, то понятно, что не всякий раз они приводят непосредственно к внедрению каких-то инноваций в производство, у исследования всегда может быть и отрицательный результат, но такая работа постоянно ведется. И потом, глубина исследований ведь в конечном счете определяется возможностью практического применения результатов, а эта возможность, в свою очередь, связана с инвестициями. Можно что-то придумать «на коленке», описать физику процесса, но чтобы потом это передать в серийное производство, нужно опять-таки несколько миллионов долларов на оборудование. Поэтому в основном инициаторами, заказчиками исследований выступаем как раз мы, и ставим исследовательские задачи, исходя из имеющихся у нас производственных возможностей. Научный потенциал академических институтов позволял бы проводить и более сложные и масштабные исследования, но для внедрения их результатов пока нет, к сожалению, соответствующей технологической базы.
— Итак, долгосрочная программа развития есть, средства на ее реализацию привлекаются по мере возможности, квалифицированные инженерные и рабочие кадры имеются в достатке, а научный потенциал даже в избытке. Так каким вам видится не отдаленное, а ближайшее будущее «Интеграла», в первую очередь его экономические показатели?
— В целом по ОАО «Интеграл» к 2015 году планируем рост производства в 1,7 раза, удвоение экспорта и освоение не менее 150 типов новой ЭКБ.
Интервью провел Данила Ланин: опубликовано в журнале КОМПОНЕНТЫ и ТЕХНОЛОГИИ 8/12
↜ ЗПП